– Так, этот кусок войлока просто выбросим, – через секунду разрешает мои сомнения Алтынай. – Не хранить же эту гадость…

– С удовольствием, – комментирую, уже скатывая вместе с Алтынай в трубочку (гадостью внутрь) означенный кусок войлока. – Я почему‑то не подумал, что можно просто выбросить: у нас в домах полы деревянные. Так просто кусок пола из дома не выкинешь.

– У нас – не у вас, – продолжает смеяться Алтынай. – И слава Аллаху…

– А вот пьяные у вас совсем как у нас, – неожиданно для себя, делюсь нахлынувшими ассоциациями и ретроспекциями. – Такая же пьяная мерзость…

– Хмельное ещё никому не добавило ни ума, ни счастья, – рассудительно отвечает Алтынай, явно что‑то вспоминая. – Не зря это харам. А если нарушил, сам себя и накажешь за это в итоге.

– Воистину, согласен, – мне и самому на ум в связи с алкоголем приходит минимум ограниченно смешного; в основном – печальное и трагическое. – Интересно, как и чем они ухитрились так упиться? У вас же вообще хмельного не водится?

– Кумыс, – пожимает плечами Алтынай. – При известной сноровке, его можно сбродить так, что будет пьянить… Еркен, кстати, на старом месте регулярно менял мясо на арак и шарап. Отец его грозился выгнать из стойбища. Потом к Еркену приехали родственники, он вроде бы перестал пить. Но сейчас почему‑то опять за своё… Уже вместе с родственниками. И ведь голод уже не страшен, зачем пить? Родных он не терял, тоску души глушить незачем, – наивно и задумчиво бормочет Алтынай, перетягивая свёрнутый трубочкой загаженный кусок войлока кожаным шнурком и направляясь к выходу из юрты.

– Сестра, если человек пристрастился к любому дурману, хоть и к хмельному питью, твоя обычная рассудительность (хочу сказать «логика» ) у него уже не работает. Это я тебе как целитель говорю. Его мозг будет работать уже совсем по другим законам. Не трать время на мысли о нём… Куда это ты направилась ночью? – спрашиваю Алтынай, выходящую из юрты, с намерением к ней присоединиться.

Потому что отпускать её одну, в свете последних событий, совсем не хочется: вроде и все свои вокруг, но если и тут  возможны такие вот чудеса с пьяными соседями… Лучше провожу. С такими «своими» и чужих не надо.

– Пойду выброшу это в огонь, – Алтынай кивает на войлок в руках.

– Пошли вместе. На всякий случай…

У костра, на самом краю плато, встречаем группу молодёжи, весело обсуждающую предстоящую завтра рыбную ловлю в Кара‑Су. И затихающую при виде нас с Алтынай.

– Всем вольно, – бормочу. – Мы не ругаться. Мы эту гадость сжечь.

Затем нас приглашают задержаться у костра и около часа потчуют шашлыком из рыбы и чаем.

Что оказывается очень кстати, так как поесть мы сегодня просто забыли.

При виде нас с Алтынай, парни почему‑то откровенно стесняются, и беседа получается скомканной. Мы, переглянувшись, решаем не злоупотреблять гостеприимством, и, набрав шашлыка с собой и отлив себе чая в пустой котелок, возвращаемся в свою юрту.

– Слушай, а какие у тебя планы были на завтра? – вдруг спрашивает Алтынай, когда мы уже собираемся ложиться спать.

– Теперь даже не знаю. Думал весь день рыбу ловить, но они и без меня, как оказалось, справятся. От Наместника ничего нет, а ехать к нему во дворец самим будет неправильно – он слуга друга твоего отца, не по чину ему. Чтоб мы к нему копыта коней били… Значит, ничего не буду делать.

– Тогда насчёт твоих мыслей о добыче с рынков знаний в будущем: чем раньше мы с ними начнём работать, тем для нас лучше. – Озадачивает меня Алтынай, заставляя сесть на пятую точку посреди юрты в прямом смысле слова.

– Продолжай, – только и могу сказать. – Подробности?

– Во дворец к Наместнику, конечно, не поедем. – поясняет Алтынай. – Но в сам город я бы съездила. И даже не в город, а на базар, он за городской чертой, снаружи, у восточной стены.

– Я не против, – отвечаю, подумав немного. – Но у меня вообще нет денег.

– У нас есть рыба, – смотрит на меня, как на маленького, Алтынай. – У нас, если будут ловить и другие коши, однозначно будет её излишек. Чтоб этот излишек не пропал, его нужно продавать. Для этого, нужно договариваться с теми, кто торгует. Перед тем, как договариваться, нужно выбрать, с кем из них. – Она явно имеет в виду, партнёров, но в языке нет этого слова . – Чтоб выбрать, нужно как минимум поехать познакомиться.

– Логично, – удивлённо киваю в ответ. – Но я думал, рыбу будем солить и коптить. И складывать на зиму.

– И это тоже. Но всё равно получится больше, чем нам нужно. И кроме рыбы, на зиму нужен же ещё фураж, дрова, посуда… Лучше менять на это твою рыбу, чем коней и скот. В общем, торговать всё равно придётся… И готовиться к этому нужно серьёзно.

В этом месте даже не думаю спорить, потому что восточный базар – место такое. Готовиться, действительно, нужно по‑взрослому. Ибо потенциальных сюрпризов хватает.

__________

На утро, однако, сразу никуда мы не едем, потому что учим ездить на коне меня: хоть лично я не видел ничего зазорного в том, чтоб пробежаться до базара и обратно пешком, но Алтынай категорически отмела данный вид моего появления в городе. Как не соответствующий ни нашему статусу, ни её положению, ни нашим намерениям.

– Твой приход пешком  со мной очень ударит нам по уважению, – поясняет она. – Я вчера об этом не подумала. Звезду кокпара* из тебя делать не будем, но через два часа в седле ездить сможешь. Достаточно уверенно, чтоб не позориться. Пошли.

За два часа занятий, однако, Алтынай действительно обучает меня сидеть в седле достаточно уверенно, чтоб по крайней мере доехать до города и обратно.

Натёртые части организма не в счёт.

– Ты просто не любишь коней, – поясняет она причины моей заторможенности. – Но это пройдёт… Теперь поехали.

Возможно, это только благодаря её влиянию, но поездка верхом мне действительно кажется где‑то даже интересной уже через час. С нами, чуть поодаль, едет десяток парней, которых Алтынай взяла в качестве необходимого эскорта. Ехать до города, кстати, около четырёх десятков километров с хвостиком, так что ночевать однозначно планируем не дома.

У ворот восточного города с любопытством наблюдаю большое количество людей, но мы внутрь не едем. Повинуясь взмаху Алтынай, мы поворачиваем в сторону и едем вдоль городской стены до самого настоящего вавилонского столпотворения, коим является местный базар.

Как ни парадоксально, он имеет упорядоченную структуру: базар поделен на ряды и участки, соответствующие определённым видам товара. Тенты из ткани и шкур, деревянные навесы типа грибков, разложенный прямо на земле товар и многое другое. Чуть дальше, ближе к городской стене, видны капитальные строения, которые, видимо, являются лавками с более серьёзным товаром.

Возле самого базара, длинной вереницей тянутся коновязи, где можно «припарковать» свой транспорт. Что мы и делаем.

На базаре, Алтынай разбивает нас на тройки и ставит пацанам задачи. Первая тройка отправляется в ряды овощей, зерна и фуража; вторая – в ряды скобяного товара; третья тройка направляется в мясные ряды, а я с Алтынай и ещё одним парнем просто иду по базару. Изображая нечто знатное.

Излишне говорить, что оделась Алтынай, как для выхода в свет. Хоть и с поправкой на верховую езду и степную моду, что в конкретно её случае, с учётом её происхождения, более чем логично.

Из денег, каждой тройке было роздано исключительно золото и серебро (пусть и в небольших количествах).

– Мы должны выглядеть очень уважаемо, – ориентирует всех Алтынай перед входом в базар, не уведомляя, впрочем, парней обо всех истинных целях визита сюда. – По нам должно быть видно, что у туркан всё благополучно, голода нет, деньги есть. Мне, возможно, предстоит договариваться с купцами; они должны думать, что мы и без них вполне обойдёмся…

Парни кивают и исчезают в толпе.

Мы ходим по рядам, глазеем по сторонам и, по‑хорошему, в основном «выгуливаем» Алтынай. Которая говорит, что ей необходимо почувствовать какой‑то мифический «Сегодняшний дух этого места», чтоб точно сориентироваться, что делать дальше.