Мда… знакомая картина…

– Насчёт накормить, это МЫ ещё посмотрим, – бормочу. – Не хочу обнадёживать заранее, но пара мыслей у меня есть… Сестра, скажу так. У меня был начальник. Вот он говорил золотые слова: "Никогда не умирай раньше времени".

– Хорошая мысль, но не уверена, что точно её понимаю, – косит на меня взглядом Алтынай, с тревогой глядя на какого‑то местного мужика, направляющего свою лошадь (или коня) прямо на нас.

Похоже, наши психологические реконструкции на песке не укрылись от чьих‑то глаз. Поскольку действия мужика явно выходят за рамки долженствующей ситуации вежливости.

Его лошадь подходит слишком близко и наступает левым передним копытом на наши записи.

Поднимаюсь с корточек и гляжу в глаза мужика. Который спокойно и холодно смотрит с коня, даже не спешиваясь.

Перед дочерью хана.

Я уже догадываюсь, откуда и куда дует ветер, плюс мой статус гостя имеет свои плюсы. Какие‑то обычаи я всё же знаю. И в эти игры с аборигенами можно играть вдвоём, а не только в одни ворота.

– У тебя невежливая лошадь, уважаемый, – спокойно говорю мужику и без лишних расшаркиваний прикладываюсь кулаком по морде его коня.

Изо всех сил, качественно перенося вес с ноги на ногу и изображая молодого Тайсона.

Лошадь с удивлённым ржанием валится на бок как минимум в нокдауне. Погребая под собой не менее удивлённого седока.

Алтынай беззвучно смеётся, не вставая с корточек, и одними губами беззвучно обозначает мне:

– СПАСИБО .

– Не за что, сестра, – чинно киваю я и, не обращая больше внимания на мужика с лошадью, присаживаюсь на корточки рядом с ней обратно. – Я уважаю гостеприимство твоего коша, Дочь Хана, – продолжаю исключительно для ушей барахтающегося под конём мужика и для пары соседей, подошедших к нам от соседних юрт. – Но там, откуда я родом, коням нет хода туда, где едят люди. У вас иначе?

– У нас также, Атарбай. – Царственно кивает Алтынай, глаза которой смеются.

– Помочь твоему джигиту выбраться из‑под коня? – с сомнением гляжу на переплетение тел в шаге от нас.

– Он справится сам, – уверенно отрезает Алтынай. – А ты сильно бьёшь, брат!

– Не особенно, – искренне отвечаю, что думаю. – У нас был парень, легче меня намного. Правда, он жил на поколение раньше меня… Вот он ударом кулака, говорят, сбивал с ног быка. Причём я это слышал от многих людей.

– Он был так силён? – удивляется один из подошедших соседей, с интересом прислушиваясь к нашему разговору и не обращая внимания на мужика и коня, пытающихся подняться друг с друга. – Как его звали? Это было в каком‑то войске?

– Нет, силён был не особо, – качаю головой. – Скорее просто умел хорошо бить. Прошу прощения, уважаемый, его имя вам всё равно ничего не скажет.

Я слегка увлёкся. Хорошо, что подошедшие люди основное внимание переключили на горе‑наездника (двойной каламбур), наезжавшего на нас.

Потому что я не знаю, как объяснить в местных реалиях так не кстати пришедшего на ум Валерия Попенченко, обладателя кубка Вэла Баркера и заслуженного мастера спорта СССР по боксу. О котором у нас по инерции пересказывали легенды ещё много поколений спортсменов после него. И который, говорят, действительно сбивал ударом кулака с ног быка.

Глава 7

Через какое‑то время соседи расходятся, выговаривая незадачливому ездоку что‑то о правилах приличия. Что‑то из разряда на тему «обувь при входе снимают».

– Что это было? – тихо спрашиваю Алтынай, когда народ рассасывается. А незадачливый наездник, прихрамывая и злобно поглядывая на меня, сопровождаемый и подталкиваемый соседями, удаляется за пределы «жилого сектора».

– Да поговорка есть же, – так же тихо смеётся в ответ Алтынай. – «Если он на мне не женится, то я ему хоть воздух на свадьбе в гостевой юрте испорчу».

Я на секунду зависаю, искренне поражённый образностью идиомы, а она, смеясь, поясняет дальше:

– Это близкий родственник Еркена. Немного туговат мозгами, но исполнительный и послушный. Видимо, кому‑то очень не понравилось то, что мы с тобой общаемся. Ещё и что‑то обдумываем вместе.

– А сам Еркен грамотный? Либо: кто ещё тут умеет читать‑писать кроме тебя?

– В этом становище никто, – отрицательно качает головой Алтынай, продолжая улыбаться вслед уходящему родственнику Еркена. – Потому, видимо, они и напряглись. Ну, Еркен с родичами.

Я понимаю, что тут  отношение к письменности почти что сакральное.

– Но он нас прервал, – возвращает меня Алтынай к теме беседы. – Ты говорил, «никогда не умирай раньше времени». Что ты имел в виду?

– Мне кажется, ты уже психологически сдалась без борьбы. – Пристально смотрю на неё. – Ты попала в тяжёлую ситуацию, признаю; но ты почему‑то сожалеешь о грядущем будущем больше, чем стараешься его изменить.

– Что значит «психологически»?

– Твой дух не готов к борьбе. Ищет покоя, а не победы. – Как могу, поясняю на местном туркане тамошние  реалии того  языка.

– Я пока не ощущаю в себе сил для этой борьбы. И, если уж на то пошло, кое‑кто меня только что три раза за час назвал ребёнком, – Алтынай снова улыбается. – Тебе не кажется, что ты непоследователен? Ты не слишком ли многого ожидаешь от, по твоим словам, совсем ещё ребёнка?

– Так кое‑кто сама утверждает, что отлично ловит брошенный в голову малахай, – бормочу в ответ. – И на этом основании является потенциально чуть ли не кормилицей всего стойбища.

После чего мы с ней долго смеёмся, опять под удивлённые взгляды расположившихся неподалёку соседей.

– Ты ещё сказал, что у тебя есть мысли по поводу того, как не голодать этот год, – Алтынай, прищурившись, аккуратно касается кончиками пальцев моего локтя. – Не поделишься?

– Вот это как раз проще всего, – киваю, продолжая обдумывать кое‑что. – Черти таблицу. Чистую, сейчас будем заполнять…

– Готово! – Алтынай вопросительно смотрит на меня через полминуты.

– Теперь давай представим. Допустим, тебя выбрали Ханом. – Алтынай весело откидывает волосы назад. – И тебе одновременно достались в наследство в разных амбарах продукты на всё стойбище на зиму. Какие виды продуктов тебе вообще приходят в голову? Пожалуйста, записывай в столбик понятными тебе знаками. А я буду писать рядом по‑своему.

– Мясо вяленое просоленное, – Алтынай что‑то заносит в левую половину таблицы, а я пишу для себя по‑русски справа. – Мясо копчёное.

– Почему отдельно?

– Это будут разные амбары, не мешай… – Кажется, ей нравится работать над подобными задачками. – Фрукты, ягоды… Птица солёная. Рис, чечевица, горох… Птица копчёная… Вот. – Алтынай старательно проводит черту под записью (продублированной мною в моей половине таблицы). – А почему у тебя больше записей? Больше заполненных строчек в твоей половине таблицы?

– Сейчас, подожди… Вот давай дальше представим, что ты переписала в ту таблицу все амбары и видишь, что продуктов на зиму не хватит. Как ты думаешь, что нужно делать? Если стоит задача продержаться зиму?

– Увеличить количество продуктов? – неуверенно спрашивает Алтынай.

– Точно. – Киваю. – И вот тут лично я знаю два варианта. Попробуешь угадать, какие?

– Ну‑у‑у‑у, первое, что приходит в голову – это где‑то найти ещё больше мяса, круп. – Алтынай задумчиво грызёт кончик щепки. – Но это не решение: если перерезать племенной скот, то зиму ты проживёшь. Но только в последний раз. Объяснять почему? – смеётся теперь уже Алтынай, явно копируя мои интонации.

– Согласен. Но я подумал о другой возможности, второй. Если нельзя добавить в имеющиеся амбары тех же продуктов, значит, нужно добавить другие продукты. Которых раньше не было. Овощи. И рыба. Потому я и добавил ещё две строки и ещё два амбара. – Размышляю вслух. – Ты их почему‑то не записала.

– Да ну, а где их брать? – отмахивается Алтынай. – Овощи можно выменять только на мясо или на ягоды. И только в пограничных землях. А это не выгодно: проще уже съесть само мясо, чем искать овощи по границам степи не понятно у кого на обмен. Рыба – это вообще ехать бог знает куда, к морю! Да и она же потом протухнет за день? Или ты шутишь? – Алтынай удивлённо смотрит на меня.