__________
Безымянный трактир в Парковой Придворцовой Зоне.
Разговор за обеденным столом группы молодых мужчин, в которых опытный взгляд хозяина заведения узнаёт младшие семьи Родов Большой Двадцатки:
– Теперь каждый смерд может зарезать, как барана, главу рода Двадцатки? – горячится после пары бокалов вина самый молодой участник беседы. – И это просто так сойдёт ему с рук?
– Никто там никого не резал. И там не смерд был. Далеко не смерд. – Задумчиво цедит бородатый мужчина с жетоном виконта, явно родом из столичной провинции. – Там был носитель жетона Соратника. И Прокуроры Её Августейшества за компанию. Всё законно… С соблюдением, как говорится, духа и буквы…
– Что автоматически говорит о том, что Она в курсе? – заинтересованно уточняет третий участник обеда, высокий молодой человек с нашивками курсанта третьего курса Первого Магического Колледжа.
– Кто ж нам скажет, – поднимает и опускает брови бородатый. – Дом Бажи, конечно, отправил и протест, и прошение на Её Имя. Но в Её Канцелярии их приняли так, что наследники Дома никуда не выходят: заперлись у себя, что‑то обсуждают и знай только и рассылают гонцов во все провинции и филиалы Дома. А ответ, сказали, ждать точно никак не в этом месяце: «Интересы Короны».
– Ну, у купцов могут быть и финансовые вопросы, в период‑то урожая, – чуть пренебрежительно бросает молодая женщина, в которой знакомые с высшим светом могут разглядеть черты лица, присущие выходцам из дома Уиндолл.
– Финансовые дела не заканчиваются изоляцией Главы Дома в Коронной тюрьме при Дворце, – отрицательно качает головой курсант‑медик. – Тут что‑то иное. Узнать бы, что…
– Дом Бажи никого не принимает, и даже на наши вопросы ничего конкретно не отвечают, – явно разочарованно добавляет самый молодой участник беседы, делая знак, чтоб ему подали ещё один бокал вина.
– Тебе ещё не хватит? – недовольно поворачивается к нему третьекурсник.
– Да что теперь‑то, – отмахивается собеседник. – Кажется, времена настают такие, что о дворянской чести можно больше не беспокоиться…
– Я бы не был столь категоричен. Но ты, молодой дурак, это поймёшь намного позже. Если доживёшь… – тихо говорит сам себе под нос хозяин заведения, тщательно прислушивающийся ко всем подобным разговорам.
И фиксирующий, по возможности, личности разговаривающих. Для регулярного отчёта неприметному человеку в штатском, два раза в неделю прибывающему из Дворца и, за кружкой пива, вежливо расспрашивающему обо всех настроениях в высшем обществе.
Разговоры членов Родов Большой Двадцатки традиционно пользуются его повышенными вниманием.
За один бокал пива, этот человек обычно оставляет суммы, в десятки раз превышающие стоимость самого пива. Что не может не радовать трактирщика.
Который всегда радуется такому совпадению интересов Короны с его личными скромными финансовыми интересами.
Потому, содержание особо интересных разговоров, не доверяя памяти, трактирщик даже фиксирует в специально приобретённом для такого случая блокноте. Хоть и недешёвом, но явно окупающем свою стоимость по нескольку раз в месяц…
Глава 16
Запланированная на послеобеденное время следующего дня, рыбалка чуть не срывается: местные категорически боятся лезть в воду. Причём их не убеждают ни мои уговоры, ни мой личный пример, ни демонстрируемая (мною же) явно положительная плавучесть связанных нами вместе камышовых лодок.
И к сожалению, для того, чтоб забросить и «провести» сеть, мне нужны помощники.
После получаса уговоров, споров лоб в лоб и взаимных оскорблений, всерьёз задумываюсь, а не начать ли прямо здесь преподавание физики. С объяснения, что есть положительная плавучесть и почему бывает отрицательная. Включая понятия плотности вещества и ей сопутствующие.
Ещё через минуту, меня посещает другая мысль.
После нескольких бесплодных попыток загнать местных на лодки и в воду, мы вяжем из камыша ещё и спасательные жилеты, эффективность которых я снова демонстрирую на себе.
В этот раз, местных пробирает. И первыми, как ни странно, соглашаются попробовать совсем молодые мальчишки. Которые, в силу возрастной непоседливости, падки на всё новое.
На жилеты уходит, в сравнении с лодками, совсем немного времени, и уже ближе к закату мы, наконец, стартуем.
Успеваем пройтись с сетью вдоль берега буквально пару раз до того, как стремительно начинает темнеть.
Несмотря на скомканное начало, даже первый результат превосходит все мои личные ожидания: двумя достаточно небольшими сетками, траля наобум (то есть, совсем не представляя привычек местной рыбы), вытаскиваем в общей сумме почти под центнер рыбы живым весом, если считать в привычных мне единицах.
Боявшиеся ещё пару часов назад воды, как огня, местные парни ходят гоголем и чувствуют себя победителями дракона.
Рыбаки, по степным реалиям, прибыли на конях. Потому увезти пойманное получается без проблем.
Хотя это и не говорится вслух, но в стойбище, видимо, результатов всё же ждали. Потому что иначе я никак не могу объяснить необычно многочисленные после заката огни очагов.
Я не ихтиолог, но лососевых (кажется) тут в реке явно перебор: пойманные рыбы имеют ярко выраженный красноватый цвет мяса. Сеть мы тянули, как придётся; и в отличие от местных, я понимаю: повадки рыбы надо изучать так же, как повадки животных. Если хочешь ловить всегда и ловить много.
А тут, даже в первом «заплыве» результат более чем пристойный. В общем, есть где развернуться и на перспективу. Наверное, несколько лет рыбалка в исполнении кочевников действительно не будет иметь конкурентов. С точки зрения лёгкости добычи пропитания.
А всё же интересно, почему сам промысел рыбы в этих местах не то что не развит, а, похоже, вообще кем‑то искусственно задавлен? На уровне суеверий и предрассудков местного населения, не позволяющих, по большому счёту, даже войти в воду? Надо обдумать на досуге.
За поздним ужином старуха Раушан, присоединяясь к нам с Алтынай, говорит:
– В сравнении с мясом, при заготовке будут особенности, но в целом не должно быть сложнее мяса. Смотря сколько у вас получится наловить, но если с такой скоростью, то трёхмесячный запас можно заготовить за неделю.
Далее они с Алтынай, не выходя из юрты, погружаются в обсуждение реалий местных мер и весов (в которых я вообще ноль).
А я негостеприимно засыпаю, повернувшись ко всем спиной.
__________
На утро следующего дня, дочь хана и здоровяк‑азара, как ни в чём не бывало, сидят перед юртой и на виду у всех едят шелпеки и пьют кумыс.
Шелпеки, что интересно, жарит сама дочь хана. А кумыс они с азара наливают друг другу по очереди, точь в точь по одному редко используемому, но широко известному обычаю.
По обычаю принятия в члены рода нового человека. Причём, если это оно, то кто кого принимает, исподтишка наблюдающим зрителям тоже не понятно.
Азара и дочь хана никому ничего не объясняют, потому подоплёка происходящего для окружающих остаётся загадкой. А спрашивать в лоб и не принято, и просто непристойно.
Когда шёпот свидетелей за своими юртами достигает пика, дочь хана делает то, чего никто не ожидает: рассёдлывает своего жеребца и вручает уздечку в руки азара, который что‑то тихо говорит в ответ.
Через четверть часа после этого, азара, на виду у всех, прямо перед юртой, собственноручно вдевает и застёгивает дочери хана белые серьги с каким‑то сине‑голубым камнем.
Несмотря на нарастающий ажиотаж, ясности не прибавляется. А сами виновники интриги никому ничего не говорят.
__________
Идея посеять любопытство среди всех подряд в стойбище (включая задержавшихся гостей из соседних кошей) принадлежала Алтынай: моего знания обычаев для столь тонкой интриги явно не хватило бы.