Иначе говоря, какую‑то порцию вируса я хапнул.

На всякий случай, отошёл на десяток километров южнее, в места, которые хорошо знал по предыдущей службе. Они, конечно, пытались меня искать, но не в этих горах им могло бы повезти… ЭТИ  места я знал всяко получше их.

А те, кто знали район не хуже меня, уже были на том свете…

На одном из плато, была и вода (из стекающего с ледников ручья, который не пересыхает круглый год. Но надо знать места, чтоб найти). И еда. Которую я прихватил с собой. В виде филейных частей прибитых нами кименистанцев.

Не горжусь. Но сколько продлится мой вынужденный карантин, я тогда не знал: об инкубационном периоде ничего не было известно.

Было понятно, что мой единственный шанс – затаиться в глухих местах, где не найдут. Это автоматически означает, что в поисках еды ходить нельзя: нужно схватить всё, что попадёт под руку, и бежать прятаться. Иначе, во время такого поиска запросто можно наткнуться на кименистанцев.

И, как я тогда думал, я мог быть ещё и не в состоянии передвигаться какое‑то время, из‑за инфицирования: я тогда ещё не знал, хватит ли моих целительских навыков заблокировать сам вирус.

Из доступной еды, которую можно взять запасом, были только тела людей.

От которых я и отхватил «филе». Спихнув остатки в пропасть… К тому времени, когда их достанут (если достанут), птицы‑падальщики поработают над ними так, что ни один эксперт не определит, что птицами обглодано не всё…

Кого‑то МЕНЕЕ цивилизованного, возможно, это бы и смутило. Но, с высоты моего опыта, иного решения не просматривалось.

Как говорится, «коль надо решать – тогда решай; а если решил – ЗА ДЕЛО».

От греха людоедства я терзался недолго, хотя доктору Лю, как выберусь, покажусь: мало ли как оно на психику. Из того  мира я знал, что у нас там  вынужденный каннибализм, во‑первых, встречался; в том числе в рамках выполнения задач (пусть и крайне редко). Во‑вторых, там каннибализм, даже вынужденный, потом  однозначно рассматривался военными медиками как симптом психотического расстройства (и тут без вариантов), так что лучше перестраховаться. И явиться на профилактику самому.

Хотя‑я, Пун бы меня понял. И не нагнетал бы.

Гораздо большим шоком, чем поедание…м‑м‑м… человечины, для меня стал тот факт, что дурацкий вирус вырубил мой связной амулет: его органика оказалась нестойкой к воздействию этой заразы. И я оказался прикованным на неизвестное время к одному месту (пока не окончится карантин. А он окончится, когда вирус на мне и во мне подохнет), без связи.

Впрочем, как говорится, бывало и хуже.

Организовав в одной из пещер коптильню, я «законсервировал» доставшиеся мне «запасы» так, что месяц точно протяну. Грубо, по триста граммов в день, вполне на уровне физиологической нормы. Если опустить эмоции, годится.

И я приготовился к долгому ожиданию.

В организме целителя вирус, как оказалось, не размножался и легко блокировался одной из техник доктора Лю. Но это я установил опытным путём, и в течение следующей недели.

Погибать, правда, вирус пока тоже не спешил.

Еще через неделю я понял, что мои жизненные функции эта болячка никак не угнетает, и принял решение начать пробираться к своим. Как только кончатся мои, м‑м‑м «запасы питания».

Пун, видимо, извёлся. Но его я успокою, когда вернусь.

А сейчас мне надо во что бы то ни стало добежать вон до той скалы до того, как местный патруль, выйдя в распадок, обнаружит меня на скальном плато, как вошь на гребешке.

Я замечтался, да и на фишку поставить некого… В общем, упустил я тот факт, что патрули стали ходить, как вздумается. Видимо, в поисках чего‑то интересного.

Один из таких как раз топает по тропе сюда, слава богу, я их хотя бы услышал.

Запасы мои спрятаны надёжно. Следов я давно не оставляю, вернее, сразу уничтожаю все свои следы.

Нужно только спрятаться самому. Поэтому, изо всех сил напрягаясь, несусь в гору, как не всякой лошади под силу.

Дай бог здоровья Джемадару Пуну за наши «тренинги».

Глава 2

Мост через реку С‑я.

По мосту с противоположной стороны, прямо к посту внутренней стражи, беззаботно шагает босой здоровяк в холщовых штанах и полотняной рубахе. Судя по всему, к хождению босиком весьма привычный, что не укрывается от старшего поста: по горам, да босиком, особо не побегаешь… если только ты родом не из самой последней бедноты и не привык к этому с детства.

Этот же здоровяк идёт, не чинясь и ни грамма не беспокоясь о мелких камнях, попадающих под босые ступни. При этом, вовсю распевает какую‑то дурацкую песню, которую станет петь при людях или полный идиот, или разве что тойбаши, да и то, при определённой оказии. При этом, здоровяк не стесняется отбивать ритм свободной ладонью по своему животу, как по барабану.

Старший поста вслушивается ненадолго в слова, хмыкая при дурацких руладах о «жемчужнозубой и черноволосой милой, с соловьиным голосом».

Вещи здоровяка завязаны в средних размеров узел, который висит у него за спиной на железной палке, на заграничный манер.

Ни грамма не обращая внимания на внутреннюю стражу, здоровяк проходит было мимо поста на берегу реки, но старший поста останавливает его окриком:

– Эй любезный! Далеко ли путь держишь?

– Приветствую, да пошлёт вам Всевышний лёгкой службы, – сворачивает с дороги к посту стражи здоровяк. – Догоняю свой бродячий цирк. Нас на той стороне звали выступать на тое, дочь одного из старост замуж собралась.

– Из‑за свадьбы что ли той был? – уточняет старший.

– Ну. Той должен был быть. Но в селение нас не пустили, поскольку войска Эмира что‑то там ищут. На обратном пути завернули в другое село… – Здоровяк немного смущается, потом продолжает. – В асхане решил выпить вина. Потом с соседним столом затеяли играть в кости. А мои сказали, что ждать не будут, и поехали устраиваться на ночлег.

Здоровяк, немного смущаясь, явно не хочет рассказывать дальше.

– И что потом? – делает строгое лицо старший поста.

Которому до чёртиков скучно и никаких развлечений. Кроме этого дурака, явно проигравшегося в кости, пропившего часть вещей и теперь догоняющего не ставших его ждать артистов пешком. Кстати, интересно, а как они поехали?..

– А как твои циркачи поехали? – добавляет, подумав минутку, старший поста.

– Так это я у вас хотел спросить! – натурально удивляется циркач. – Не проезжали ли наши. Вчера или сегодня утром. Цирковые повозки ни с чем не перепутаешь.

– Через наш мост точно нет. – Качает головой подошедший сзади второй стражник. – Я вторые сутки тут. Если только выше по течению. А что ты поёшь, напой ещё раз?

Старший поста морщится неуместному интересу своего заместителя, любящего как раз такие вот идиотские песенки о глупых чувствах. Годящиеся разве что для влюблённых юнцов. Но солдатам ссориться между собой при посторонних – дурной тон, потому старший поста отходит в сторону и почти не слушает дальнейшую беседу.

– Bari gal, – чуть удивлённо отвечает здоровяк заместителю старшего поста. – У нас её всегда на свадебных тоях поют. Слушай…

– … спасибо, – заместитель старшего заканчивает старательно записывать текст песни. – А ты из какого народа? Чуть не по‑нашему поёшь, а песня складная. И вроде как наша.

– Так я и не ваш. – Пожимает плечами здоровяк. – Я из Бахора. У нас язык чуть другой. У нас так поют.

– Ты бахорец? – удивляется заместитель, теперь уже внимательно окидывая взглядом странного прохожего.

– Спаси Всевышний, – смеётся здоровяк. – Азара я. Ну, хазреец, по‑вашему. Бахорский азара.

– Нечестивый народ? – брезгливо теряет интерес к собеседнику заместитель.