– Ну шагай, что я могу ещё сказать…

– Твоего коня возьму? Ты его всё равно не любишь и не ценишь…

– Да бери сколько угодно. Всё равно это твой конь… Тут и идти‑то всего ничего.

– Я уже поняла, что подарила тебе то, что тебе не нужно. – Не оборачиваясь, выходит из шатра Алтынай. – Ладно, тогда ты, если что, за мной пешком сходишь?

– Вообще не проблема.

_________

Не сказать, что Наместник очень сильно нервничает: его должность была ему пожалована Султаном, и оспорить его кандидатуру в среде соплеменников мало кто бы смог. Вернее сказать, никто. Потому что, помимо знания языков и финансов, перечень прочих требований был настолько специфичен, что ему мало кто соответствовал. Да и налоги в Столицу передавались не просто регулярно, а ещё и на одну‑две десятых больше положенного (рвение и добросовестность всегда в чести).

Теоретически, Султан мог посадить на трон Наместника и кого‑то из своих родственников, но именно в этой провинции любого чужака‑туркан «съели» бы за несколько месяцев: чтоб управлять местными, их надо понимать и слыть среди них своим. А для этого, надо быть местным самому.

Странные действия девчонки из Орды и её охранника, конечно же, секретом для Наместника не являлись: Городская Стража, помимо трёх сотен охраны, имела и достаточно обширный негласный аппарат. Числом те самые вооружённые три сотни как бы не превосходящий.

Однако, как известно, собака может лаять сколь угодно долго и громко – а караван всё равно будет идти. Эти пришлые выскочки могут сколь угодно долго кричать на площади, на него у них повлиять всё равно не выйдет. ОН будет всегда делать только то, что он сам считает нужным. А уж беготня по городу и разговоры со степными дикарями в списке нужного Провинции и Наместнику точно не значатся.

Каум Дуррани, чей малик, по слухам, был в плену у степняков, кауму Наместника не был ни роднёй, ни даже сколь‑нибудь близкими друзьями. Старики говорили, раньше некоторые рода обоих каум вообще периодически держали и друг друга за кровников. Так что, если эти зажравшиеся выскочки Дуррани пострадают от рук степняков, то так им и надо. Свои родственники наверняка только спасибо скажут за то, что смог уязвить старых врагов чужими руками. Так им обоим и надо…

Справедливость хороша тогда, когда она на пользу Наместнику (а заодно и Провинции).

А если, ради не пойми чего, надо по жаре идти на площадь! потом говорить не известно с кем… Это уже не справедливость получается. А наоборот, несправедливость.

Тем более, сегодня в купальне было запланировано нечто интересное, с несколькими омывальщицами сразу… Ему уже намекали, что новая служанка из краёв Хань приготовила что‑то необычное и интересное. Какое‑то целое представление, сопряжённое с… А вот с чем сопряжённое – это и будет сюрпризом.

Червячком сомнения терзала мысль о том, что ежедневные поступления в казну стали чуть меньше. Последние пару дней. Но с этой мелочью, если вспомнить о предстоящей прямо сейчас купальне, вообще‑то можно смириться: до выплаты налогов в казну Столицы ещё ой как далеко. А на себя денег пока всегда хватает, спасибо Всевышнему…и этой должности. На которой ещё никто никогда не голодал.

Отдельной занозой была не расходившаяся никуда Орда, стоявшая лагерем у города. Но часы складываются в дни, а никаких проблем от Орды, как оказалось, особо‑то и нет. Более того: всё те же соглядатаи доносят, ордынцы вроде даже женщину какую‑то спасли. Так что, если хотят стоять лагерем – пусть стоят. Их дело.

Да и, если подумать, чтоб их изгнать или разогнать, надо собирать своих пашто. А это никак не бесплатно… Свои бы ещё согласились взяться за оружие, если б творилось что‑то непотребное. Но Орда настолько щепетильно блюдёт все возможные устои, что иначе как за деньги даже свои на них нападать не станут.

Так что, если ордынцы так хотят проедать под городом зимний корм своих коней – пусть их. Тем более, вреда от них никакого…

Убитого сотника жаль, это да. С самим собой не поспоришь. Но и тут, если подумать, имеет место не иначе как промысел Всевышнего: сам Наместник в своё время пытался, вопреки Законам, часть лучших мест на базаре прибрать к своим рукам: выжить предыдущих владельцев, потом расставить в нужные места своих людей и родственников, и получать с одной овцы две нормы шерсти за раз.

Убитый степняками сотник был как раз тем человеком, который помогал "освободить" эти лучшие торговые места.

Далеко не бесплатно, разумеется.

Но потом кое‑что пошло совсем не так: свои люди, включая родню, будучи поставленными даже на самые лучшие места на базаре, ожидаемых барышей почему‑то не дали. Да что там барыши, все они вообще почему‑то постепенно разорились… Не смотря на все виды поддержки со стороны Наместника (включая полное освобождение от всех налогов!).

Видимо, чтоб успешно зарабатывать на базаре и в торговле, занять лучшее место всё же мало, думал потом Наместник, подсчитывая не такие уж и маленькие убытки.

От ожидания, которое полагал путём к удвоению своих богатств.

Но ведь и это не всё! Выжитые с лучших мест торговцы, по большей части, обосновались на других, гораздо худших местах. Но, странное дело, даже там их дела быстро пришли в порядок, судя по уплачиваемым ими налогам!

Трогать их на новом месте Наместник уже не стал, будучи научен одним разом.

А этот сотник, так удачно помогавший поначалу в таких деликатных вопросах, регулярно заявлял (не наглец ли?!): свою часть работы он‑де сделал. То, что родственники Наместника не могут дать планировавшихся барышей, это проблемы только самих родственников (в виду имелся конечно же сам Наместник!).

Недостаток неафишируемого дохода, от Наместника сотником так и не полученный, сам сотник, по рассказам тех же соглядатаев, добирал лично. Вручную, с тех же торговцев.

На что уже сам Наместник был вынужден, скрепя сердце, закрывать глаза. Поскольку сотник многозначительно глядел в сторону известных соглядатаев самого Султана в Провинции – Главного Казначея Провинции и Верховного Муфтия. От которых до ушей Султана, как показывал опыт, было всего ничего.

Так что, так кстати зарезавшие зарвавшегося неблагодарного наглеца степняки, если знать подоплёку, оказали Наместнику услугу.

В общем, по здравому размышлению, сотника было не то что не жаль, а где‑то даже слава Аллаху. Не вслух будь помянуто…

Глава 31

От нечего делать, сижу какое‑то время в тени шатра, ем лепёшки и пью кумыс. Заняться, в преддверии грядущих разбирательств, решительно нечем: уйти нельзя. А коня забрала Алтынай – не потренируешься.

Через какое‑то время, однако, появляются две неразлучные женщины из коша, Раушан и Сауле: они, видимо, собираются начать готовить что‑то типа стола с угощениями.

– Приветствую вас, – здороваюсь с обеими сразу, поднимаясь. – Какими судьбами здесь?

Сауле молча взмахивает рукой в ответ, а Раушан объясняет:

– У вас сегодня гости ожидаются? Вот мы приехали всё подготовить, мужчины же одни не справятся. Да и еды нормальной надо было привезти.

– Мы бы без вас ничего и не готовили; а даже если б и решили, то тут на базаре купили бы всё готовое, – удивляюсь вслух их неожиданной заботе. – Зачем было беспокоиться? Да и эти гости, как в горле кости. Знаете, те ещё… – Не продолжаю очевидное с моей стороны.

– Да нам не в тягость, – прорезается, наконец, Сауле. – Дастархан – лицо коша. А если он пустой, то это получается уже не лицо… А совсем другое место...

– Как на коня садиться, ещё помним, – хохочет, перебивая подругу, Раушан. – Да и скучно там у нас сейчас.

– А тут какие‑то новости намечаются, – продолжает Сауле, как будто одну общую на двоих вокальную партию. – Да и Еркен сюда собирался, не хотели мы его одного к вам допускать. Мало ли чего он в очередной раз удумает…