— Нам отсюда про Ужум не слыхать, почему часть расформировали?

— Так нет больше у Её Августейшества границ, которые по горам проходят. Все горы Кименистану достались. Горно-стрелковые части для охраны пограничных перевалов больше не нужны, те перевалы теперь в другой стране.

— Не продолжай, паря, ясно всё…

Дед молча поворачивается и шагает к складу, бросив через плечо:

— За мной топай.

В складе свет идёт от каких-то странных пятен на стенах. Видать, местная магия, раз колледж с таким названием. Дед ведёт меня к самому дальнему стеллажу, выдёргивает откуда-то огромный мешок, вручает его мне и по пути кидает в него запечатанные тканевые пакеты, похожие на наволочки:

— Летняя. Зимняя. Парадка зимняя. Парадка летняя. Ботинки парадные. Ботинки штурмовые. Ботинки зимние…

К концу ряда стеллажей я добираюсь, нагруженный как ишак. А неплохо тут снабжают личный состав, что сказать. У двухместного письменного стола «лицом к лицу» дед подцепляет носком ноги табурет, выдвигает его и говорит:

— Располагайся.

Далее из стола появляются среднего качества бумага и карандаш:

— Пиши прошение о предоставлении отдельного кубрика в связи с необходимостью лечебных процедур по ранению. Номер креста укажи в подписи.

— На чьё имя писать?

— Паря, тебя и правда, видать, контузило. Не на чьё имя, а от кого.

Стандарты местного делопроизводства в голове обозначились не сразу, сглупил.

Местная письменность, слава богу, вместе со знаниями обстановки в голове всё же всплывает, потому заявление пишу без проблем, хотя и корявым почерком. С номером креста — вообще всё просто. Единица. По числу выживших. В этой армии посмертно и по мирному времени не награждают, стало быть, до конфликта награждённых в пограничном округе не было. А ордена здесь эмитируются почему-то каждым округом отдельно. По единому стандарту — но со своими цветами на ленте.

Дописываю прошение и двигаю через стол к деду, который сидит напротив меня. Он смотрит на моё письмо и роняет:

— Видать, здорово тебя приложило. Ну и каракули. На, — и двигает через стол простую металлическую пластинку. Видя, что я не врубаюсь, говорит:

— Пошли, поселю. У вас там в глухомани, видать, неконтактных запоров не было.

Мы снова топаем через плац, проходим мимо учебного корпуса, дальше — через парк (а хорошо тут! Если забыть обо всём остальном) и упираемся в трёхэтажное здание белого камня, похожее на санаторный комплекс. Дед входит впереди меня, подымается на второй этаж, прислоняет пластинку к наглухо закрытой двери без ручек и скважин, что-то внутри щёлкает и дверь открывается.

Мне сегодня досталось во всех смыслах, потому удивление на лице скрыть даже не пытаюсь. Дед, впрочем, принимает это как должное:

— А то! Это вам не ваша допотопная древность. Всё по последнему слову.

— Батя, а этой пластинкой любую дверь можно открыть?

— Окстись! Одна дверь — одна пластинка. Если сломаешь или утеряешь — приходи, сделаем новую.

— А кто ещё со мной на этаже? — спрашиваю, видя, что кубрик всего на одного человека. Даже дверь в свой санузел есть.

— Никого. Лазарет тут. ТЫ ж подал прошение, что тебе долечиваться надо. Вот тут — самый целебный эфир, начмед лично поддерживает. Окромя тебя вряд ли кто жить будет: дворяне в городе и живут, и лечатся, если что. По штату лечильный сектор положен — вот он и есть. Но жить один будешь.

Понимаю, что стучать лысиной об паркет уже пора:

— Батя, спасибо, удружил. Только отдариваться нечем… Расскажешь, как и где тут столоваться?

— Если казёнка — тут на первом этаже и кухня, и выдача. Ты, как живущий в лечильне, можешь приходить в любое время. Но с собой не дадут.

— Да какое с собой! Спасибо и за это!

— Не скажи… Вот дворянчики в начале месяца пансион прогуляют, потом во вторую декаду — что родители пришлют, а в третью декаду сюда идут просить. Но три раза ж в день им ходит невместно — так они с собой просят. Декан строго запретил давать. Прогулялись — закаляйтесь.

— Да я то не дворянин. По мне — и за это спасибо. Мне с собой не надо.

— То-то и оно, что не дворянин, паря… Крест почему не носишь?

— Как с госпиталя вышел — даже подменку после комиссариата пришлось вернуть. В одном госпитальном халате остался. Мои — уже рассказал где, помочь некому. Вот крест и продал. Чтоб одеться, обуться и сюда доехать. Даже документы было некуда положить — халат без карманов. В комиссариате-то крест вручили и документы — а жалованье аннулировано, с даты роспуска части. А часть задним числом с даты оккупации расформировали. После того я ещё месяца три в госпитале валялся.

— Эва как… Впрочем, и вариантов не было… Жаль креста?

— Нет. Слишком дорого достался. Я б и сотню крестов сменял, чтоб…

Дед проходит по периметру достаточно немаленькой комнаты, по какой-то ошибке тут называемой кубриком, хлопает ладонью по стенам и их поверхности начинают светиться.

— В общем, паря, располагайся. Заранее ничего не обещаю, но если что — заходи. Постараемся помочь.

Часа полтора бездумно валяюсь на кровати, пытаясь привести мысли в порядок. Не получается, зато начинаю чувствовать голод.

Не долго думая, переодеваюсь в летнюю форму — благо, всё подогнано, не иначе, снова магия — и спускаюсь вниз.

В столовой у дородной подавальщицы беру суп, что-то похожее на фасоль и компот. Когда уже сижу и ем, в зал вваливается человек пять, ушедших передо мной в зеленую дверь после построения. Между собой они общаются так, как будто давно знакомы. Их форма почти не отличается от моей, только петлицы зелёные. Против моих чёрных. Двое из пяти идут к раздаче, а трое переглянувшись, направляются ко мне.

Они подходят вплотную и первый, очевидно, лидер или старший, стартует с места в карьер:

— У вас холопов не учат вставать, когда дворяне рядом?

— Нет у нас больше холопов. Потому что такие дворяне, как ты, обос…лись и сбежали.

— Да ты совсем?!..

И этот Первый-резкий размахивается, как силач на ярмарке.

Любому, кто хоть раз в жизни лично заходил в казарму, с самого начала было понятно, что проверять на прочность меня будут постоянно. Плюс — об этом же говорила память «предшественника». Ему, впрочем, это было безразлично: он не собирался жить долго и к дворянству у него был личный счёт.

Я же не думал, что это начнёт происходить так скоро.

Когда рука «атлета» приближается ко мне, её встречает вилка, которую я держу в правой руке.

Местная столовая мне нравится: вилки тут хорошие, стальные, конкретно эта в руку входит на всю длину трёх зубьев.

Крик «героя» на секунды оглушает всех, чем и пользуюсь. Так же, не вставая, пробиваю обоих подошедших вместе с ним, куда дотягиваюсь. Успешно.

К тому времени, как двое их оставшихся рысят от раздачи, я уже на ногах. Тарелку из-под съеденого супа запускаю в лицо первому, из под фасоли — второму.

Несколько секунд размышляю, как поступить, когда в дверях возникают Трубачи Декана — аналог нашего комендантского взвода.

Они, не разбираясь, вырубают всех нас чем-то напоминающим электрошокеры, и лично я прихожу в себя, понимая, что сижу на гауптвахте.

Глава 2

Чувствую себя на редкость неплохо. Хотя от местного магошокера ожидал всяких подлянок. Виноватым себя не чувствую. Заняться нечем. Помещение, в котором я нахожусь — камерного типа, причем на одного. Потому банально ложусь на кровать и начинаю приводить в порядок память. И свою, и предшественника. Его память ощущается как собственная, но приходится напрячься, чтоб что-то вспомнить.

Впрочем, я знаю кучу людей, которые безо всяких вселений напрягаются, чтоб что-то вспомнить. Особенно после удачно проведённой ночи в ночь с пятницы на понедельник, пардон за тавтологию.

С «губы» лично меня забирает Валери через пятнадцать минут.

Вначале лязгает снаружи засов на тяжёлой казематной двери, потом дверь открывается и местный выводной вместе с Валери проходят вовнутрь. Принимаю решение не хамить, поскольку даже по тем ранжирам Валери старше меня и по возрасту, и по званию.