В языке, на котором говорит сотник, нашему русскому «брату» соответствуют сразу несколько разных слов с различающимися значениями (включая арабские заимствования).

Сотник по очереди употребляет все понятия, исключая вообще какие‑либо точки соприкосновения с предъявляющим претензии.

Как передавать по‑русски, понятия не имею. Потому выделил цветом.

_________

– Где ты был, как брат, когда я загибался от голода в горах Балха? Где ты был, когда я без воды, раненный, в Магрибе…

Было видно, что сотник может очень долго перечислять список своих не высказанных никому претензий, потому сзади его тронула за плечо девка:

– Оставь его сейчас. У тебя есть родственники. Просто он к их числу не относится.

Но, не смотря на её слова, сотник успокоился далеко не сразу:

– А где ты в а р м и и служил, «брат»?! Где твои нашивки за ранения?! Где лично ты кровь проливал?!…

Хамза с досадой отвернулся. Понятно, что ушибленному головой вояке наступили на больную мозоль и воззвали к тем чувствам, которых он не испытывал и на которые, видимо, даже способен не был.

Если бы не трагичность ситуации, Хамза б ещё раз уверился в своём предположении: таких с войны внутрь страны отпускать нельзя. Никогда голытьба и нищета не простит выходцам из более успешных семей их более удачной жизни.

Голодная подзаборная шавка, очень долго не евшая досыта, всю жизнь будет лаять на породистого пса, которого хозяева лелеяли от рождения.

Этот сотник, казалось, старался выплеснуть сейчас в течение одной минуты все накопившиеся за годы обиды, коих было немало:

– А брюхо ты такое нажрал, видимо, недосыпая по ночам? И охраняя город?! – вояка ткнул пальцем под рёбра говорившему (который уже не рад был, что не сдержался). – Ты и по бегу на три мили норматив выполняешь, да?! И подтянуться на перекладине можешь не менее двух десятков раз?! И с грузом в полтела от приданного конного десятка бегом не отстанешь весь маршевый день, да?!.. – продолжал разоряться вояка, собирая всё больше слушателей.

Хамзе становилось невыносимо скучно. Если бы руки не были связаны за спиной, можно было бы попробовать ещё кастовать. А так, оставалось только дожидаться, пока этому идиоту надоест обвинять дождь в том, что он мокрый.

Наконец, фонтан красноречия лысого дурачка иссяк.

По толпе народу, собравшегося вокруг, прокатился краткий вздох разочарования (ввиду окончания бесплатного развлечения).

– У пашто не будет претензий, если мы разберёмся с ними сами? – здоровяк, поднявшись, быстро вернул лицу нормальное осмысленное выражение.

Старик‑пуштун молча поднял перед собой скрещенные руки, покачав головой.

– Судить будет дочь Хана, – проорал на туркане здоровяк и присел на краешек арбы. – На местный суд рассчитывать не приходится. Я туда ещё наведаюсь, – добавил он потише. – Причём сегодня…

– Или выслуживается, или правильный дурак, – тихонько проговорил один из связанных стражников, так, чтоб услышали только свои.

– Или и то, и другое сразу, – не согласился лежавший рядом товарищ. – Вот же…

За тихим разговором, пытаясь подбодрить друг друга и по возможности успокоить, стражники чуть не пропустили собственного приговора.

– Руки. Этому – ещё и ногу, – громогласно озвучил окружающим вояка, повторяя громче слова девки (которой, видимо не хватало голоса).

Хамза с ощущением пустоты в душ епонял, что это всё.

А ещё через минуту стражники, как один, бились в конвульсиях, напрягая мышцы в тщетных попытках разорвать путы либо иным образом освободиться.

Экзекуцию здоровяк, кстати, взял на себя. Спокойно и деловито объяснив пуштунам, что с туркан должны разбираться только сами туркан (во избежание осложнений для других народов в будущем), он даже от помощи отказался:

– Я и одной рукой удержу. Только смолы горячей дайте, кровь останавливать.

Когда рука первого стражника, надёжно прижатая коленом вояки к облучку арбы, после взмаха тесаком так на нём и осталась (а самого стражника, сползшего на землю, подали к ведру с кипящей смолой), Хамза с ужасом услышал абсолютно спокойный голос сотника:

– Шайтан. У него теперь трещины в кости… когда рубишь – как ни старайся, кость всегда будет крошиться и скалываться! А пилить нечем…

Стоявший рядом пуштун удивлённо поднял глаза на вояку, и тот не затянул с пояснениями:

– Ну я сейчас ногу этому рубить когда буду – там ещё хуже будет! Как бы от боли не помер!

– А тебе не всё ли равно? – буднично уронил пуштун.

– Так если помрёт, другим примером не послужит! – скорбный разумом сотник назидательно потряс в воздухе пальцем.

Глава 28

Уже полностью пришедшая в себя Алтынай тихонько хихикает, сидя на высоком бортике фонтана и болтая в воздухе ногой:

– Ты так страстно говорил с этим стражником, что я даже испугалась…

– Чего было бояться, когда я был уже рядом? – меланхолично передёргивает плечом мужчина в форме сотника одного из «красных» батальонов Султаната. – Бояться надо было чуть раньше, когда…

– СТОЙ! Вот не начинай! Ты что, хочешь, чтоб я сейчас опять расплакалась?

– Нет, не хочу, – покладисто кивает её собеседник. – Но бояться тебе действительно было уже нечего.

– Я не за себя боялась, а за тебя, – веселится девочка.

– А за меня с чего вдруг? – оторопевает мужчина. – Я полностью управлял ситуацией, потому что сам её и спланировал.

– Не в том смысле, – видимо, через смех девочка выплёскивает накопившееся напряжение. – Боялась, а не сошёл ли ты с ума, напялив на себя эту куртку. Знаешь, я ж вижу, когда врут…

Собеседник с любопытством кивает.

– Ты, когда это всё говорил, как будто сам поверил, что имеешь отношение к владельцу этой формы. Вернее даже что ты – это он, – девочка весело тычет пальцем между рёбрами товарищу. – Знаешь, есть же болезнь, когда человек думает, что он другой человек?

– Угу, немного увлёкся, – смущённо трёт нос её собеседник. – Видимо, где‑то переиграл. Но на самом деле, я хоть и не первый владелец этой куртки, но ничего не придумывал. Знаешь, я в лице того стражника как будто кое с кем из с в о е й жизни разговаривал… И вспомнить мне о тех же самых местах тоже есть что; и сказать тем людям многое бы хотелось…

– Да я так и подумала, – легко отмахивается девочка. – Это я тебя подначиваю. Слушай, а как теперь судью ловить будем? У тебя есть план?

– Только ради тебя… План есть, но пусть вначале пашто оббегут места, где он может быть. Если в первые три часа не обнаружим, тогда скажу что дальше.

– Боишься сглазить? – весело спрашивает Алтынай. – Стал суеверным?

– Да. Особенно в свете кое‑чьего похода по базару, – мужчина незаметно косится на девочку, наблюдая за выражением её лица.

– Так. Договорились же – не начинать повторно!

_________

За несколько минут до этого, там же.

– Хорошо, что я успел. Хорошо, что Актар быстро нашёл знакомых и сумел их уговорить. Хорошо, что пуштуны вообще не трусливые; а неприкосновенность женщин – вообще отдельная тема в Пашто Валлай…

Бритый налысо мужчина монотонно загибает пальцы на руках, сидя на бортике фонтана.

Стоящая перед ним девочка хмуро смотрит мимо него на струи воды.

– Я тебе говорил, что не надо от меня отрываться в незнакомых местах? Ты вообще обо мне подумала?! Ну как бы лично я себя чувствовал, если б тебя Файсал тогда не увидел с площади? И если бы он бегал чуть похуже? Или если б у Актара близких знакомых под рукой не оказалось?..