— Мы-то боимся. Но ты недооцениваешь Атени. Нам с тобой, кабинетным крысам, не нужно бояться за него. Кстати, у него свой круг — все нижние чины за него горой. Видел? И одели, и обули, и канцелярия у него вся по штату, при том что денег у него ни пенни.

— Да, я даже думал как-то подбросить ему, но не смог придумать, как.

— Не вздумай! Не возьмёт.

— Да оно понятно… я потому и не стал.

— Ты лучше, отпуская Бажи, кроме прочего, намекни ему, что хавилдара нужно отблагодарить штатной выплатой за крест! Которая задержалась по причине пертурбаций в погранокруге! Ибо хавилдар снял претензии к оскорблению Стяга части.

— Не подумал. Вариант. Мне застили глаза возможности за своё отыграться… Но ведь решения о дополнительных поощрениях принимает только канцелярия отряда, нет?

— Это если все живы — то да. А в условиях боевых действий и в случае выбытия — любой другой штаб, который правопреемник либо который принимает выживший личный состав в штат.

— Ну, мы как раз и приняли. Весь выживший личный состав… из одного человека…

— А я о чем. Для Бажи это — мелочь. Тем более, Атени реально может доставит массу неприятностей. Если упрётся. А мы хоть что-то хорошее сделаем. Кроме вечной дрессировки зажравшихся дебилов.

После обеда — физкультура. Преподаватель — субедар в возрасте, более подходящем майору — строит нас в колонну по одному и заставляет бежать полчаса. Однокурсники по одному сходят с дистанции. Я добегаю без особых проблем — у Атени это стандартная часть подготовки. Тем более, он долго жил в условиях высокогорья и отлично бегает от природы. Ещё и если налегке.

Субедар командует построиться и ведёт нас в спортгородок. Там большинство сосисками качается на турниках, не в состоянии даже подтянуться, не говоря уж по подъём-перевороте: падает с доски, по которой преодолевается яма, соскальзывает с «пеньков» на «болоте», в общем, веселится, как может. Я быстро прохожу все снаряды и жду на траве остальных, которых субедар возвращает в начало дистанции после каждой неудачи.

— Хавилдар, ко мне! — кричит субедар с противоположной стороны площадки.

— Господин субедар, хав… — Подбегаю к нем.

— Вольно. Южный Ужум?

— Так точно.

— Я — с Восточно-Океанского. — И он протягивает мне руку. Жму, под удивлённые косые взгляды однокурсников. Но им объяснять я ничего не собираюсь. Южный Ужум — крайний юг. Жара и горы в основном. Восточно-Океанский округ — наоборот, степи и бураны зимой. И очень неспокойная граница с Рыбной Империей. — Ты там кем был?

— Замком второго ВПБСа в отряде. Зимой — на усилении на заставах.

— Я — замкомом заставы. В общем, ко мне на занятия можешь не ходить. Считай, имеешь зачёт до конца семестра. У тебя есть предметы, по которым не успеваешь?

— Так точно. Медицина.

— Вот ходи учи медицину. Ближайшие полгода тебе тут делать нечего. Свободен!

— Спасибо.

— Не за что. Сам же всё понимаешь.

Понимаю. Расспрашивать не будешь, но понятно, что из погранвойск перевестись преподом физкультуры сюда можно только в результате ограничений по здоровью. Что автоматически означает ранение. А на границе это редко происходит по бытовым причинам.

Мне этого уже хватает, чтоб примерно предположить варианты прошлого субедара. Он обо мне, Атени, всё понимает аналогичным образом.

Вечером на ужине ко мне снова прибегает посыльный. В этот раз просят прибыть в деканат.

В деканате Валери и какой-то тип из интендантской службы о чём-то переругиваются, но затихают при моём появлении. Интендант встаёт, принимает подобие строевой стойки, и смотрит на Валери, встающего рядом.

— Курсант-хавилдар Атени! — Начинает Валери. — За мужество и героизм, в приложение к КРЕСТУ ЗА ДОБЛЕСТЬ, согласно Приказа по последнему месту службы, вам начислена сумма в 50 империлов. В процессе эвакуации, часть документации была утеряна. Относящиеся к личному составу документы признаны неактуальными. Мы поздно получили уведомление о Вас. Приношу извинения от лица Командования и Её Августейшества!

— Jai Mahakali! — Отвечаю.

— Пожалуйста, распишитесь в ведомости! — портит пафосный момент интендант, на вытянутых руках подавая ведомость, как большую ценность.

С другой стороны, за пятьдесят империалов я сейчас его даже расцеловать готов, не то что расписаться. Они очень кстати. Расписываюсь в ведомости, отмечая удовлетворённый взгляд Валери. Вероятно, это как-то связано с делегированием мной ему права подачи жалобы против дневного тыловика. Но ведомость — самая настоящая, к тому же мне остаётся копия приказа о выплате, подписанная начальником финслужбы, а это уже серьёзно. Неужели обо мне вспомнили.

Тыловик быстро исчезает с видом человека, исполнившего неприятную обязанность, а я обращаюсь к Валери:

— Господин подполковник, кого я ставлю в известность, если в неучебное время планирую покинуть территорию колледжа?

Валери вначале не может сообразить, потом удивляется:

— Вы не там! — говорит он. Потом, правда, поясняет, — Вы в учебном заведении. Казарменный режим на курсантов учебных заведений не распространяется. После вечернего построения можете быть свободны.

— Господин подполковник, так я сейчас могу быть свободным?

Валери смотрит на меня, как на убогого:

— До утреннего построения — свободны, как ветер, Атени.

И я понимаю, что зря тормозил. Впрочем, меня сдерживало ещё и отсутствие денег, которые сегодня так кстати, можно сказать, упали с неба.

На складе нахожу уоррента.

— Батя, вопрос… Здесь есть касса взаимопомощи нижних чинов? Или это только у нас там было?

— Есть, как не быть, — степенно отвечает уоррент.

— Тогда вот с меня, — передаю ему пять империалов. — Мне тут за крест с предыдущей части дослали.

— Ты смотри, обычно ж если забыли — пиши пропало, — неподдельно удивляется уоррент. — Видать, не зря ты пузана придавил.

— Ну. В общем, батя, мне выдали пятьдесят. Пять сдаю — церковная десятина. Нормально? Или тут иначе?

— Также, десятина. Принял. Сам куда?

— В кабак, известно куда… сто лет не был.

— Тоже нужное дело. Может, именно тебе и правда есть смысл… Совет хочешь?

— Конечно.

— Не таскай все сорок пять с собой. Возьми один, много два. Остальные закрой вон в ящике, код один один один. Утром заберешь. Никто не возьмет. Лучше пусть в ящике полежат, чем с годовым довольствием в кабак переть.

— Я как раз хотел спросить, можно ли тут подержать.

— Можно. Только тогда код на ящике смени, и никому не говори. Считай, я тебе этот ящик в аренду дал, он только твой. К полу намертво приварен, утащить — только со зданием. Храни. За пять импов — от всех спасибо. Наику с техслужбы детей к целителю надо. Как раз будет, с чего оплачивать.

— Батя, а к нашей что, нельзя? — удивляюсь.

— К Лю, что ли?

— К ней.

— А ты с ней на короткой ноге? — оживляется уоррент.

— Ну как сказать… первое занятие сегодня было. Я по её предмету — ни в зуб ногой. Она прикрыла. Из-за меня одного, контрольный опрос проводить не стала — я б его не написал. Записала на подготовительные курсы с абитуриентами следующего года — но мне это самое оно, я как раз этой программы и не знаю. Ещё по плечу хлопнула, когда прощались — у нас в Ужуме так не принято. Чтоб женщина чужого мужчину касалась… — честно всё выкладываю уорренту.

— Ты смотри… — задумчиво тянет уоррент. — Может, и вправду поговорить?

— Батя, хочешь — я поговорю, если вам недосуг или невместно. Я её каждый день же вижу. Она у нас прикладную медицину, реанимацию ведет и магические плетения до кучи.

— Давай так. Если я к тебе до завтра не подойду — попроси её помочь? А если мы сами момент улучим — то тебе сразу знать дадим.

— Замётано, — жму ему руку и, вспомнив, на выходе спрашиваю, — Батя, порекомендуй кабак?