— Благодарю за помощь, — кивает Декан, когда они с Пуном покидают апартаменты Её Августейшества. — Без вас, господин джемадар, я не уверен, что всё закончилось бы настолько безболезненно. Для репутации и фаворы…

— Не стоит благодарности, господин Декан. — Пожимает плечами Пун. — Я очень удобен именно в этой ситуации. Её не опасаюсь ни на йоту — у нас с ней нет ничего общего, кроме государственной границы. Которую мы охраняем оба, пусть из разных мест, из разных резонов и разными методами. Смешно сказать, но Она — единственная во всём дворце, с кем у нас в принципе невозможны разногласия по службе, — уголком рта улыбается Пун. — Кроме неё и нас, в столице нет никого, кто в полной мере бы разделял все наши взгляды касательно границ и их охраны… по понятным причинам. Для себя лично я никогда ничего не прошу. Ни у кого. А на границе стою насмерть, причем не только фигурально. Беспокою только по делу. Личных интересов при дворе не имею, тут тоже для Неё рисков ноль…Она же не дура, чтоб не подержать такого Соратника.

Спать Пун ложится в моём номере, в своей комнате, пользуясь отсутствием Хлопани и Лю. Не знаю, как он, а лично я засыпаю сразу, как только моя щека касается подушки.

Утром, около шести утра, когда я просыпаюсь, из кухни доносится запах свежезаваренного кофе и звуки шумных выдохов: видимо, это хекает Пун, разминаясь перед дуэлью. Только что-то рано он начал.

Выхожу на кухню. Пун с двумя полотенцами, по одному в каждой руке, делает какие-то загадочные ката своего народа. Раньше я смеялся над этими его упражнениями. Сейчас просто пожимаю плечами.

— А почему себе не налил? — спрашиваю, отпивая кофе, заваренный Пуном.

— Не хочу. Сегодня не буду. До завтрака. — Односложно отвечает Пун, не прерывая размахиваний полотенцами, стоя на одной ноге.

Мне эти его упражнения напоминают одного очень любимого мной там актёра — Саммо Хуна — когда он развлекался с теннисными ракетками. Актёр, правда, комедийный. Снова тянет смеяться, но сдерживаюсь. Сейчас это будет не совсем правильно.

Мэтра Хлопани застаём на дуэльной площадке. Он выполняет упражнения, весьма похожие на пуновские, когда мы туда приходим в шесть сорок пять. По вчерашней договорённости, первый курс к семи приводит Валери, видимо, уже решивший свои дела во дворце. Также, к нам с Пуном без пяти семь присоединяется Лю. Пун ей что-то полночи передавал через амулет, взятый им на время под залог своего жетона на узле связи. Лю с Пуном о чем-то спорят в течение пары минут на своём языке. Возможно, их язык понимает ещё Хлопани, но он не прерывает своих занятий и никак не реагирует внешне ни на что вокруг себя.

В семь утра первый курс занимает зрительские места под руководством Валери, который коротко машет нам со своего места.

Трубачи Декана приводят вчерашнего четверокурсника.

— Поскольку оба участника дуэли приписаны к одной части, единым секундантом объявляю себя, — говорит Декан из центра площадки. — Есть возражения?

— Согласен, — доносится из угла Пуна.

— Согласен, — кивает четверокурсник.

Меня немного беспокоит то, что оппонент Пуна моего роста и моей комплекции. Это почти в два раза больше Пуна. Не то чтоб я в Пуна не верил, но именно сейчас предпочёл бы оказаться на его месте.

Ко мне подходит Хлопани и кладёт руку на моё плечо:

— Не беспокойся. Ты слишком сильно нервничаешь перед лицом столь явной очевидности.

Мозгами я понимаю, что за Пуна бояться не нужно. Но нервам не прикажешь. Вернее, психике.

— Не разочаровывай меня, ученик, — укоризненно одёргивает меня ещё раз Хлопани через минуту, и я начинаю дышать глубже и медленнее, пытаясь упражнением из учебника успокоиться принудительно.

Тем временем, Декан совместно с уоррентом лично посещает каждый угол, предлагая Пуну и второму участнику лично выбрать «инструмент» из нескольких. Лопаты несёт уоррент. Каждый из дуэлянтов берёт свою, не глядя. Впрочем, зная уоррента, это вполне обосновано.

Декан напоследок предлагает сторонам примириться, но четверокурсник отклоняет предложение, поскольку действует уже не от своего имени.

Пун и этот здоровенный парняга начинают сходиться, чтоб встретиться в середине площадки.

— Противник твоего друга очень сильный целитель, — начинает именно в эту секунду комментировать Хлопани, ничуть не считаясь с остротой момента. — Мелкие порезы и ранения он может залечивать прямо по ходу боя. Но боль он будет ощущать сильнее, из-за повышения чувствительности… Ты от него в этом бою отличался бы тем, что мог бы купировать физическую боль.

— Вообще-то я тоже наполовину целитель, — напоминаю. — Я бы не смог так же?

— Сейчас точно нет, — качает головой Хлопани. — А через несколько лет — посмотрим. На всякий случай: сейчас тебе проще отключить боль, чем лечиться на ходу. Управлением болью займёмся вечером…

В этот момент дуэлянты сходятся и четверокурсник уподобляет свою лопату малой алебарде. Пытаясь достать Пуна с дистанции, пользуясь преимуществом в росте и длине рук.

Курсанты реагируют бурным гулом на каждый выпад. По шуму, правда, не понятно, за кого они болеют.

Мозгами понимаю, что теперь можно выдыхать: фехтовать с Пуном — всё равно что пытаться убить комара топором. И даже не комара, а муху. По крайней мере, человеку нашей комплекции. Тут бы четверокурснику подошла прямо противоположная тактика: контратака от защиты, когда на два движения Пуна приходится одно движение изначально более медлительного здоровяка.

Пока я это обдумываю, Пун встречает четверокурсника встречной отмашкой клинок в клинок, поскольку скорость позволяет. Затем цепляет руку противника обратной «тупой» стороной клинка лопаты и продёргивает на себя, ударяя свободной рукой в бицепс.

Не знаю, насколько хорош противник Пуна как целитель, но держать лопату в этой руке он больше не может, перехватывая её в другую.

Пун в это время стоит и ждёт, сделав шаг назад. Чёртов позёр…

С левой руки у разошедшегося четверокурсника получается вообще коряво. Видно, что второй рукой он не владеет на уровне главной, несмотря на репутацию хорошего фехтовальщика. Странно. Первое, чему учит Пун и остальные, руки должны быть одинаковыми. Видимо, у дворян иначе?

Зрители продолжают активно подбадривать дуэлянтов, кажется, не болея ни за кого в отдельности.

Пун, порхая бабочкой, не делает ни одного лишнего движения. Со стороны всё смотрится, как танец. Который портят только регулярные звуки скрежещущих друг о друга лопат.

Пун сбивает корявые тычки и выпады противника клинком своей лопаты, помогая себе второй рукой из-за разницы в весе. При этом он перемещается вокруг противника с такой скоростью, что мог бы даже зайти за спину. Если бы захотел.

Четверокурсник воспринимает такой рисунок боя как явное унижение, поскольку не знает об обещании Пуна его не убивать. Я вижу, как он злится всё больше. На каком-то этапе, собравшись, он исхитряется сблизиться, чего ему делать категорически нельзя.

Четверокурсник пытается ткнуть Пуна в горло.

Ну что ты ждёшь! Дистанция вплотную, не до танцев! Ну же!

Ловлю себя на том, что изо всех сил болею за Пуна, пытаясь этого не показать внешним видом. Надеюсь, мне это удаётся.

Хлопани насмешливо смотрит то на меня, то на площадку.

Видимо, разум к Пуну всё же возвращается, вытесняя отчаянность и кураж. Потому что в ближнем бою он наконец делает то, чего я от него жду уже пару минут: парируя лопату противника своей, Пун убирает своё тело с линии атаки противника. При этом они движутся встречными курсами. Лопата противника в вытянутой руке сбита вбок и отведена далеко в сторону, быстро не ударить. Здоровяк пытается прижать Пуна к себе второй рукой, видимо, чтоб использовать разницу в габаритах. Пун в ответ на короткой дистанции «пропеллером» опускает свою лопатку на бедро своего визави. Рассекая мышцы бедра здоровяка до самой кости.